– Да будет день: прибавим скорость!
И стал день, яркий, глубокий, ледяной, не омрачаемый ничем, кроме зыбкого серого пятна по левую руку от меня. И пусть оно будет зыбким и блеклым, ибо я созерцаю мир, а не это… не эту… Любопытно было бы знать – каким она меня видит? Или я в сей миг даже для нее невидим, как и для всего окружающего?
– Ты видишь меня? Отвечай.
– Я ощущаю тебя во всем, Великий Господин.
– Я спрашиваю: глазами, зрением – видишь ли?
– Прикажи – и я обрету глаза и зрение.
– Ладно, заткнись.
Нет, я не на нее сержусь, а на себя, на свои наивные попытки очеловечить все сущее вокруг, раз уж я сам взялся играть в человека. Играю в человека – а ума как у цуцыря. Для полного умственного с ним сходства, мне еще только не хватало участливо расспросить муравейник о здоровье и повадках его детишек…
Над океаном день, но Вараман спит, как всегда. Сейчас он не нужен мне, и я не буду его будить, тем более, что мне желательна суша. Вот она – северная оконечность империи, где большая часть границ ее имеет естественные очертания побережья. Стоит мне спуститься вниз – и лютый поднебесный мороз растает под напором жаркого зеленого лета, навеки поселившегося в этих местах… И спущусь, но только не здесь, а все-таки поближе к югу, к невысоким и неприветливым пригорьям… Вот здесь… Именно отсюда, из этого странного жерла древнего холма хлынет чудовищная волна Морева… Подобно гною. Как оно будет выглядеть? Стихией, ордами нелюдей, насекомыми? Хлынет и сметет все живое на своем пути… Или не все? Может, стрекозы с муравьями останутся? И акулы в океанах? Странное это Морево, что-то мне в нем кажется неправильным, не таким, с внутренними противоречиями… Самая главная странность – что все оно произойдет на суше… А рыбы-то и медузы с водорослями чем хуже для поголовного уничтожения?
Откуда я знаю, что четвертинка Морева пойдет отсюда и дальше, на юг, вглубь империи? Да чую просто. Уверен, что не ошибусь. Если говорить о зрелищности, то в этих благодатных, но не так чтобы очень густо населенных краях, данная часть Морева, пожалуй, скучноватою покажется. На моем восточном участке – людей живет во сто крат меньше, но там я лично подставлю широкую грудь навстречу напасти и скуке, и мало никому не покажется, а вот здесь… Хотя… хотя… Тут и Плоские Пригорья, перенаселенные кошмарами, тут и городища волшебных зверюг охи-охи, расплодившихся в последние годы совершенно в немыслимых количествах… Вполне возможно, что мне и здесь было бы… Но – нет, я выбрал восток – чего теперь метаться между искусами?
– Здесь все ясно. Ну, что, кляча тленная-нетленная, рванем на юг? Видишь, сколько тебе дела предстоит, в связи с грядущими событиями? Похоже, урожайный год для тебя выдался. Хочешь, превращу тебя в лошадь, подарю седло, взнуздаю?
– Как прикажешь, Великий Господин.
– Тьфу… Летим как летели, в том же походном порядке.
Там, на далеком юге, среди многочисленных, пусть и не слишком высоких гор, также втиснуты имперские приграничные земли, родовые владения маркизов Короны, дворян из высшей знати, знаменитых воителей и верных подданных императора. Там, от самого крайнего юга, тоже начнется вторжение Морева, прямиком через земли маркизов, туда дальше, в сердце империи. Насколько я понимаю, Океания будет стерта с лица земли последней, когда четыре смертоносных потока сольются в один, именно там, в точке пересечения древних сил, природных, магических и божественных…
Откуда я это знаю? Естественный вопрос и очень странный ответ: во-первых, сам прочуял многое, а во-вторых и в главных: подслушал откровения, которые получили покойный император и покойный верховный жрец империи от этой… старой гнусной синеглазой карги, Верховной Богини… Над нею у меня нет власти, впрочем, как и у нее надо мною.
– О! Смотри, серость трухлявая! Видишь, кто там скачет – пыль столбом? Или это не пыль, а пар валит от обоих? Ах, да, ты же у нас безглазая… Можешь не отвечать, это я как бы в шутку спросил, наперед зная ответ.
Я возник из ниоткуда посреди дороги, локтях в сорока – сорока пяти перед путешественниками, которых всего трое, один человек и два зверя: впереди мчится, смешно выбрасывая в стороны толстые когтистые лапы, некий грозный и свирепый охи-охи, по кличке Гвоздик, а чуть сзади – всадник, верхом на кобыле, по имени Черника. Ну, Черника, будем прямо говорить, мне лично незнакома, а этих двоих я знаю очень даже хорошо еще со щенячьего возраста: бьюсь об заклад, что охи-охи, перед тем как замереть в воздухе прямо во время прыжка, начал узнавать меня и даже успел насторожиться и обрадоваться…
– Здорово, Лин! Не чаял встретить?
– Зиэль! Ур-ра-а… ой, что это со мною… Зиэль…
– Сиди, где сидишь, Лин, держись за луку седла и не свалишься. У тебя же ноги в стременах? Вот и сиди. Ты во сне, дружок, я тебе снюсь, отсюда все неудобства и несообразности сущего. Как дела, как жизнь?
– Да… хорошо. Ты знаешь, Зиэль, жутковато мне что-то, вот уже давно! Весь путь меня тревога не покидает. Я часто думал о тебе, честно-пречестно, и все-то мне казалось: если встречу тебя – тревогу как рукой снимет, а она только усиливается, даже сейчас…
– Это бывает. Завтра будешь скакать по дороге – вот как сейчас… И вдруг – на этом самом месте – вспомнишь наш с тобою сон, и часть тревоги отхлынет от тебя… Пусть отхлынет, я так хочу. Но, собственно говоря, я тебе не просто так приснился, а с небольшим вопросом…
– Зиэль, ты же знаешь! Я для тебя… ты ведь мой спаситель и первый наставник… Кстати, а ты ну вот ни на столечко не изменился за все эти годы! Та же борода, тот же меч, так же ухмыляешься… Одним словом – спрашивай, буду счастлив помочь!
– Смотри на меня. Вспоминай. Помнишь – в детстве?.. В раннем детстве… Ты сидишь на ковре, в саду… Помнишь…
– Да… я помню…
– Вдруг налетает ветер и приносит… прямо к тебе на ладонь…
– Помню… ветерок… свой смех… да, помню…
– И на ладони светящееся зернышко… семечко…
– Но… но… Зиэль, то не было ни семечко, ни зернышко…
– А что, что это было???
– Я… н-не помню… сверкающая бабочка… или стрекоза… сияние, словно солнечный зайчик на ладони… и вдруг исчез… Зиэль, мне страшно…
– Все, все, забудь про вопрос. Ты снова взрослый, друг мой Лин!
– Ф-фух… Что-то мне… Зиэль, ты мне точно снишься?
В моих силах без следа уничтожить, как не было, самого мальчишку, вместе с лошадью и охи-охи, а не только его воспоминания о давнем злосчастном дне, но во всем нужно соблюдать меру, в том числе и в распоряжении чужим рассудком. Парнишка мне все-таки не чужой, равно как и Снег, главный его воспитатель…
– И еще как снюсь. Вот, смотри: Снег не раз говорил мне, что ты неплохой колдун, с мощными врожденными способностями ко многим видам магии… Так, нет?
